Дом у Чертова озера - Страница 25

– Папа, не надо, – сказала умоляюще. – Просто ложись спать.

– Руки трясутся. – Он вытянул вперед большие, мозолистые руки. – Видишь?

– Пап, это от усталости, завтра пройдет.

– А может, только одну рюмочку? Просто чтобы уснуть.

– Пап, ты же знаешь, у нас нет ничего такого…

Договорить Варя не успела – отец с силой врезал кулаком по столу. Тарелка жалобно тренькнула, суп расплескался.

– Вечно с тобой так! Ничего нету! – Он встал так резко, что табуретка с грохотом упала на пол. – Я на двух работах корячусь, а тебе родному отцу денег на стопочку жалко. Неблагодарная!

– Папа!

– Что – папа?! – Его глаза налились кровью.

Варя попятилась. Отец никогда ее не бил, но в такие моменты казалось, что вот сейчас он переступит незримую черту и изобьет ее до полусмерти.

– Папочка, пожалуйста! – Она закрыла лицо руками.

Кажется, целую вечность ничего не происходило, а потом отец сказал, уже совсем другим тоном:

– Доча, ты прости меня, дурака. – На голову ей легла тяжелая ладонь. – Это не я говорю, это она, проклятущая, говорит. Сил моих никаких нет.

– Папочка, – Варя прижалась щекой к его груди, – может, закодируешься?

– Сам брошу, – сказал он устало. – Ты вот что, Варвара, сделай мне чайку, да покрепче.

Ночь Варя провела без сна. За тонкой стенкой кашлял и ворочался на скрипучей кровати отец, а в ее голове ворочались мысли, такие же больные и скрипучие.

Завтра в школу. Для нее это означало начало травли. Сивцова не промолчит, не упустит случая. Завтра о ее позоре будет знать весь класс. А может, уже знает, ведь для чего то же существуют телефоны. Но намного больше сплетен, которые непременно поползут по школе, Варя боялась встречи с Вороном. Такой сильный, безупречный и снисходительно равнодушный, а она подставила его под удар. Это ж так неожиданно и мерзко – Воронин и она! Такой простор для фантазии и злословий! Конечно, в открытую смеяться над ним никто не посмеет. Как ни крути, а Ворон не последний человек в классе, а если сбросить со счетов Жуана с его деньгами и влиятельными предками, так вполне может статься, что и первый. Но за спиной кости ему перемоют, тут и к бабке не ходи. И винить в произошедшем он будет только ее. Да чего уж там, он и так уже ее обвинил.

Утро выдалось хмурым и ненастным. Варя поняла это, еще не открыв глаза, по заунывному завыванию ветра за окном. Ветер был барометром ее судьбы. Она уже давно заметила – если утро начинается с такого вот воя, то день пойдет наперекосяк. А сегодня ветер не просто выл, он бесновался…

Отец уже проснулся, сидел на кухне с кружкой горячего чая в руках.

– Завьюжило, – сказал, глядя в заиндевевшее окно.

Варя молча налила себе чаю, уселась напротив. Руки дрожали так же, как вчера отцовские. Плохо, она должна быть сильной, она всю ночь уговаривала себя быть сильной и встретить день с гордо поднятой головой. И вот утро началось с завывания ветра, дурных предчувствий и мерзкого ощущения где то в районе солнечного сплетения. А еще руки дрожат…

– Почему не ешь? – Отец посмотрел на нее поверх чашки.

– Что то не хочется. У тебя на сегодня какие планы?

– Баба Зоя просила дров наколоть, ну и ночная смена.

Варя мысленно поблагодарила бога, что дрова отец пойдет колоть именно к бабе Зое, живущей через два дома от них. Баба Зоя – с принципами, сама недавно похоронила сына алкоголика и теперь за работу расплачивается не принятой поллитрой, а исключительно продуктами: яйцами и козьим молоком. Варя знала это, потому что летом не единожды помогала старушке с огородом.

– А у тебя сколько сегодня уроков, доча? – У отца были глаза безнадежно больного и очень несчастного человека, и банальным в общем то вопросом он пытался замаскировать свою боль, создать иллюзию нормальности.

– Семь уроков. Плюс факультатив по химии. – Варя отодвинула чашку с недопитым чаем, добавила чуть виновато: – Пап, ну я пойду?

– Иди. – Он не смотрел в ее сторону, он смотрел на свои вытянутые вперед руки. Руки дрожали.

Самые страшные предположения оправдались, как только Варя переступила порог класса. Гвалт и разноголосый ор, привычные для начала учебного дня, мгновенно стихли, на нее уставили двадцать пять пар глаз.

«Начинается», – обреченно подумала Варя.

Сейчас главное держать себя в руках, не давать им дополнительного повода для радости. Ничего, она продержится. Да и осталось то совсем ничего. Еще каких то полгода – и она больше не увидит ни одного из одноклассников. Она уедет в Зеленоград к тете Тоне, поступит в институт, выучится, получит хорошую профессию, заработает много денег, купит дом и заберет к себе папу. У нее все все будет хорошо, а эти пусть сидят тут, в городе, похожем на черную дыру.

Такие мысли были сродни аутотренингу, обычно они помогали. Обычно, но, увы, не на сей раз. Легче не стало. Наоборот, под удивленными, насмешливыми и осуждающими взглядами Варе начало казаться, что ей никогда и ни за что отсюда не вырваться, что эти взгляды пудовыми цепями прикуют ее к этому городу, черной дыре…

– Савельева, говорят, ты вчера зажигала? – Люська Чернобокова, прихлебательница Сивцовой, отважилась куснуть первой.

– Кто говорит? – В желудке стало холодно.

– Да все говорят. Твое аморальное поведение на вечеринке у Жуана теперь тема номер один. – Люська бросила быстрый взгляд на Сивцову, наверное, в поисках одобрения. Та едва заметно кивнула, и ободренная Чернобокова продолжила: – Как же ты, Савельева, дошла до жизни такой? С виду и не скажешь: отличница, тихоня. И ведь не абы с кем, с Ворониным. И как только он на тебя позарился?