Все таки он на нее бросился и даже поймал за руку, ту самую руку, которая до сих пор иногда горела по ночам огнем. Вот и сейчас запястье обожгло болью, Варя невольно зажмурилась, а он тут же разжал пальцы, сказал так тихо, что услышать его могла только она: – Ладно, Савельева, живи.
– И ты живи. – Она выдавила из себя улыбку, спрятала онемевшую руку за спину.
– Все, угомонились? – Жуан вытер выступивший на лбу пот. – Это у вас, столичных жителей, принято выяснять отношения с кулаками или это из за завещания вам сами знаете что в головы стукнуло? Так, все! Хватит меня компрометировать! Савельева, поедешь с Вениамином Ильичом, а ты, – он бросил сердитый взгляд на Ворона, – со мной. Тоже мне уличный боец нашелся…
Почти всю дорогу до Чертова озера нотариус благоразумно молчал, понимал, что клиентка не в духе. Молчание это было как нельзя кстати, давало Варе возможность собраться с мыслями и силами. Украдкой, чтобы не заметил Вениамин Ильич, она поддернула рукав блузки. Уродливые рубцы на запястье покраснели, точно ее и в самом деле коснулись раскаленным железом. Может, зря она вернулась? Вдруг все начнется заново?..
Городские постройки закончились, и с относительно ровной дороги «Ауди» съехала на изрытый колдобинами проселок.
– Особенности российского дорожного строительства, – сказал нотариус виновато, точно это от него лично зависела благоустроенность местных дорог.
– Ничего необычного, – она одернула рукав, – сколько себя помню, так было.
– А вот сам дом вы точно не узнаете. Уверяю вас, это настоящий архитектурно строительный шедевр. Я увлекаюсь историей, – Вениамин Ильич скромно улыбнулся, – и могу с полной ответственностью заявить – это нечто. Архитектура совершенно несвойственная здешним местам. У нас же в семнадцатом веке что строили?
– Что? – Варя не заметила, как увлеклась беседой.
– Терема боярские, резные наличники, светлицы. Каменных строений почти не встречалось, во всяком случае, на таком удалении от Первопрестольной. А тут готика чистейшей воды. – Нотариус вдруг нахмурился, продолжил: – Ну, может быть, и не чистейшей воды, но элементы, несомненно, присутствуют. Характерные окна, эти шестиугольные башенки…
– Какие башенки? – не поняла Варя, в ее юношеских воспоминаниях никаких башенок не обнаружилось.
– Были башенки! – Нотариус оживился. – Во времена Второй мировой дом почти полностью разрушили, поэтому долгое время он лежал в руинах. А башенки имелись! Я своими собственными глазами видел старинные чертежи. Готика! Готика, я вам говорю, уважаемая Варвара Александровна! Это уже потом, в результате бесчисленных перестроек и перепланировок, появились элементы сначала барокко, а потом классицизма, но изначально идея была прекрасна. Дом крепость, дом форпост.
Вениамин Ильич надолго замолчал, и Варя уже решила было, что экскурс в историю закончен, когда он снова заговорил:
– А Леонид Владимирович, царствие ему небесное, пожелал вернуть дому первозданный вид, поднять из пепла, очистить от всего ненужного, наносного. Вот тут господин мэр говорил, что надо было наших строителей нанять, – нотариус понизил голос до заговорщицкого шепота, – а я вас уверяю, что наши ни за что бы не справились. И не потому, что безрукие, а потому что уж больно идея для них чужда. Тут ведь работа нужна ювелирная: камешек за камешком, панелька за панелькой.
– Ну и как, справились? – спросила Варя.
– Кто?
– Те, кто строил, справились с задачей?
Вениамин Ильич кивнул:
– Думаю, да. Да вы, Варвара Александровна, сами взгляните…
Она уже и забыла, какое это завораживающее место – Чертово озеро. Дорога, до этого петлявшая между желтоствольных, невероятно высоких сосен, вывела наконец на открытое пространство, и у Вари в ту же секунду перехватило дух.
Впереди огромным черным зеркалом лежало Чертово озеро. В его блестящей глади ничего не отражалось: ни легкие перистые облачка, ни ослепительно яркий солнечный диск. Память услужливо подсказала, что озеро получило это имя из за своей странной особенности. Раньше, лет сто назад, его даже называли Чертовым зеркалом. Люди верили, что, посмотревшись в него, можно увидеть то, что человек видеть не должен. Суеверие, конечно, но все равно всякий раз, когда Варя подходила к кромке воды, сердце испуганно замирало.
Дом стоял на тонкой меже между озером и лесом. Как ни старалась Варя убедить себя, что древних руин больше нет, но в самое первое мгновение увидела именно руины: полуобвалившийся фасад, окруженный густым бурьяном, чахлые березки на остатках ветхой крыши, мертвые глазницы окон. И только потом, когда наваждение схлынуло, разглядела сам дом. Вениамин Ильич был прав. Готика: узкие, забранные коваными решетками окна, две симметрично расположенные угловые башенки, остроконечная крыша. Для полноты картины не хватало лишь каменных горгулий, стерегущих покой этого странного дома.
За их спинами раздался рев мотора. Варя вздрогнула, обернулась: рядом с «Ауди» нотариуса остановился приземистый жуановский «мерс».
– Ну, вот он, наш домик! – Жуан выбрался из машины и в предвкушении потер руки. – А ты, Ворон, говорил – развалюха! Это ж целый замок, а не развалюха! Да, молоток был покойничек, хоть и не без причуд.
– Обалдеть! – Ворон, выбравшийся вслед за Жуаном, обвел дом восхищенным взглядом. Не удивленным, не озадаченным, а именно восхищенным, словно увидел именно то, что ожидал увидеть, и даже больше.
– Отпад! – Вороновская пассия в восторженном порыве прильнула к его татуированному бицепсу. – Влад, мы будем тут жить?